В просвете в конце лестничного туннеля проглядывал клочок темнеющего неба над крышей костела, на котором за ветви вековых каштанов зацепились зажженные закатным солнцем перья облаков.

На площади недавно закончился концерт и уставшие музыканты молча укладывали в футляры и зачехляли свои многоголосые инструменты. В удалении прилегающих улиц затихал гомон и шум шагов по мостовой разбредающегося в разные стороны народа. Присевшие на скамейку возле каменного Яна Жижки старушки тихо напевали нестройным дуэтом какую-то мелодичную моравскую песню под еле слышный аккомпанемент баяна.

Прислушиваясь к протяжным звукам грустной народной песни, я зачаровано следил за плавным перемещением границы света и тьмы на зависших над городом многослойных облаках, отражавших медленное погружение невидимого солнца в долины холмов. Там, где на разных этажах прозрачной вечерней атмосферы, от самой земли к космической выси, постепенно выключались огненные краски, наступающая ночь подмешивала в синеву неба густой темный ультрамарин.

На город опускались ранние осенние сумерки, заменяя объем и цвет земных предметов их четкими черными силуэтами.

В тот недолгий промежуток времени, пока не вспыхнули тусклым желтым светом, медленно разгораясь, огни уличных фонарей, темнота скрыла все неуместные в этом старом городе следы современности – дорожные знаки, вывески магазинов и ресторанов, тенты над деревянными помостами уличных кафе, припаркованные автомобили.  И только строгие очертания крыш средневековых зданий с высокой готической башней городской ратуши возвышались как исполинские театральные декорации последнего немого акта исторического действия с участием застывших силуэтов каменных изваяний.

Вот грозный гуситский гетман Ян Жижка мрачно вглядывается своим единственным зрячим глазом в догорающий на горизонте пожар, зажженный отрядами крестоносцев, которые осадили со всех сторон его город.  Сжимая в руке железную палицу – свое любимое оружие, он размышляет том, как противостоять несметным полчищам закованных в железные латы немецких рыцарей своим малочисленным крестьянским войском.

А стоящий на переднем кордоне таборитский страж высматривает и видит в очертаниях пятен на месяце изображение ветхозаветной притчи о Каине, заколовшем вилами своего брата Авеля.  Грех сына Адама, перешедший на его потомков, смешавшись в последующих поколениях людей, толкает их на братоубийственные войны.  Одна из таких войн породила этот удивительный город на горе с древним библейским названием, но еще долгие полтора десятилетия после этого разоряла и опустошала благодатные чешские земли.