“Лето – это маленькая жизнь” – поется в одной душевной песне. И вот, отошло еще одно долгожданное лето, ничтожно промелькнувшее в суете каждодневных забот. Кажется, было все – и фотосессии у теплого моря, и грибные походы под теплым дождем, и экзотика жарких стран. Но, как всегда, осталось ощущение потери, все нарастающее с каждым прожитым годом. Позади еще одна “маленькая жизнь”, а опять многое не удалось, многое – в силу разных обстоятельств – уже в который раз отложено на будущее.
Теперь вот также незаметно уходит осень, и хочется, хоть ненадолго, но остановиться напоследок, забыть о всех своих реальных и мнимых проблемах, всмотреться в прозрачные акварельные краски природы, насытится тихим солнечным светом на долгие темные зимние месяцы.
Паустовский называл осень лучезарной. Он открыл в этом архаичном, когда-то часто и высокопарно звучавшем слове, его простое и естественное содержание – “спокойный, бестрепетный, все озаряющий свет солнечных лучей”. Тот свет, который происходит от легкой воздушной дымки, создающей туманный матовый фон, на который ложатся пестрые мазки красок осенней палитры – лимонного кадмия, неаполитанской желтой и золотистой охры.
Но не только частые утренние туманы придают пространству особое “лучезарное” состояние. Свет солнца, уже не поднимающегося высоко над горизонтом, даже днем окрашен в еле уловимые закатные оттенки, проявляющие длинные голубоватые тени от деревьев на траве, посеребренной первым ночным инеем.
Из памяти всплывают стихи полузабытого поэта:
“Поедем в пригород недальний На вернисаж живых картин,
Раздумий, грусти и печали Без объяснения причин.
Автобус станции конечной Упрется в синий небосклон.
Горят березы, словно свечи, Там, как на стыке двух времен.
Там в вышине звучит прощанье Птиц перелетных над землей.
Там горький запах увяданья Смешался с дымом и золой.
И обнаженные просторы Пусты, как белые холсты,
И каждый миг щемяще дорог, Как свет, упавший с высоты.”
В эти последние теплые дни осени настоящее редкое счастье – ясные, солнечные выходные, когда неожиданно вернувшееся “бабье лето” полностью растворяет утренние туманы, и воздух становится настолько чистым и прозрачным, что золотая и охряная листва словно насыщается красками, отражаясь в спокойной глади пруда.
Нет лучшего времени для неспешных прогулок по тропам вдоль берега рыбника, под сводами деревьев, смыкающими в вышине свои золотые ветви, по ковру из пестрых кленовых и дубовых листьев, в которых перекатываются и хрустят под ногами опавшие со старых дубов желуди.
В такие дни столичные жители отчаянно стремятся на воздух, в места, где природные пейзажи гармонируют со строгой архитектурой старых дворцов и ненавязчивой планировкой парковых ансамблей: в Архангельское, Петергоф, Умань.
Пражане растворяются в огромных пространствах окрестных замковых парков – близкого Прухоницкого или чуть удаленного, и поэтому более тихого и безлюдного, Конопиштского.
Сквозь поредевшую листву от берегов замкового рыбника, через большие открытые пространства конопишстского дендропарка, открываются завораживающие виды на французский замок, возведенный эрцгерцогом Фердинандом д´Эсте вдали от недружелюбного к его семье венского имперского двора.
С замковой террасы, высоко поднятой над парковыми дорожками, видно, как при каждом, едва заметном дуновении ветра, от ветвей старых раскидистых кленов отклеиваются разогретые солнцем листья, и долго-долго невесомо кружатся в такт размеренной мелодии вальса:
“Как часто вижу я сон,
Мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Там листья падают вниз,
Пластинки крутится диск:
“Не уходи, побудь со мной, ты мой каприз”.
Закончив свой медленный танец, опавшая листва тихо ложится многослойным ковром на каменные перила балюстрад, излучая легкое оранжевое сияние, разбавляющее длинные решетчатые тени от пилястр до завораживающей акварельной прозрачности.
Незаметно соскальзывая с краев широких каменных поручней, кленовые листья сцепляются заостренными зубчатыми краями и оседают на закрытых от ветра выступах балюстрад пестрыми гирляндами, почти незаметным для глаза переходом меняющими свой оттенок от дерева к дереву.
Устланные опавшей листвой парковые скамейки пустуют, и кажется, что уже никто не нарушит покой и тишину прозрачного осеннего дня в эти несколько часов, оставшихся до момента, когда теряющее свет солнце медленно скроется в поднимающихся над холмами синих туманах.
Резкий и отрывистый крик в гуще листвы заставляет вздрогнуть от неожиданности и обернуться, и разом выводит из состояния лирической медитации.
Обиженная отсутствием внимания птица осторожно переступает по ветви высокого дерева на расстоянии вытянутой руки от края ограждения, недовольно встряхивая перьями и выбирая позицию, более удобную для наблюдения за столь пугливым гостем.
Безмерное любопытство заставляет павлина медленно оборачиваться вслед за наблюдателем, перемещающимся вдоль закругленной балюстрады, гибко выворачивая шею, а заодно, пользуясь удобством позиции, расчесывая клювом пестрые узоры своего недавно обновленного оперения.
C дальнего края террасы, вспорхнув крыльями, прибывает подкрепление, истосковавшееся по человеческому обществу. Птицы испытывающе рассматривают наблюдателя, словно оценивают, способен ли гость искренне восторгаться их красотой, не станет ли смеяться с пуховых подштанников, выглядывающих из-за коротких, только-только отросших перьев павлиньей гордости – украшенного узорным рисунком с синими “глазками” веерного надхвостья.
Движение в ветвях, заставляет насторожиться и бронзового пса, почти утратившего свой охотничий нюх от прикосновения сотен ладоней, отполировавших за лето до блеска его чуткий нос.
Кажется, только натянутые ремни упряжки сдерживают ощетинившихся собак от того, чтобы сорваться с постамента, пронестись с громким лаем по дорожке к краю террасы, запрыгнуть на скамейку и, разметав с перил листву, пугануть, наконец, нахальных птиц, расхаживающих с таким важным видом на их территории.
Но это все – только игра воображения. Превращенные более ста лет назад в металл удивительным талантом знаменитого австрийского скульптора, охотничьи псы осуждены на вечную неподвижность.
А вот обитающего в глубоком рву медведя Казимира лучше обходить стороной. Хотя, кажется, и он не обращает на птиц никакого внимания. Разморенный теплым солнцем, спит медведь среди листвы, изредка пробуждаясь только для того, чтобы лениво выползти из тени, медленно надвигающейся вслед за уходящим солнцем.
Еще несколько недель, и заляжет Казимир в долгую зимнюю спячку, устелив листьями свою берлогу и наглотавшись листвы до полной потери аппетита, чтобы не вспоминать о еде до теплых весенних дней.
В двух шагах от обители затворника Казимира, словно во сне, вальсируют нимфы, бесшумно кружась в хороводе желтой листвы. И, как завороженные, веками следят за их танцем грозные львы, приставленные к охране и забытые навечно здесь, на краю сквера, превращенного в античную “танцплощадку”.
За сквером открывается проход золотое пространство, разворачивающееся километрами дорожек и троп, петляющих между собранными со всего мира деревьями конопиштского дендропарка, высаженными еще садовниками наследника австрийского престола и превратившихся с годами в высоких, раскидистых исполинов.
Ключ от прохода в этот мир – в руках у Януса, загадочного римского божества неба и солнечного света, отпирающего небесные врата,– бога начала и конца, владеющего тайной знаний о прошлом и будущем.
Благословляя каждый первый шаг в неведомое, он обладает мистическим знанием о его завершении, напоминая о бренности всего сущего и необратимом течении времени пугающим оборотом своего лика,
и заставляя вспомнить вечное:
”Злая штука – этот календарь,
За листком листок…”
Постепенно гаснут краски, сгущаются тени в парковых аллеях, с уходящим солнцем усиливается октябрьская вечерняя прохлада. Паровозик увозит последних посетителей, уставших от насыщенного впечатлениями яркого дня.
Вечерний свет, проникая сквозь решетчатые ставни замка в полумрак замковых коридоров, ложится золотыми полосами на стены, увешанные потемневшими от времени портретами древних предков, тонкими гравюрами, рыцарскими доспехами, охотничьими трофеями – рогами косуль и ощерившимися клыкастыми кабаньими головами.
На мгновенье застывший над Нештетицкой горой край солнечного диска вспыхивает последним золотым лучом и гаснет, раскрашивая небо прозрачными красками осенней палитры:
“А когда затихли звуки в сумраке ночном —
Всё имеет свой конец, своё начало, —
Загрустив, всплакнула осень маленьким дождём…
Ах, как жаль этот вальс, как хорошо было в нём.”
Все фото альбома
Кстати
Каждый последний четверг месяца в Конопиштском замке читаются открытые вечерние лекции, посвященные его истории, семье последнего владельца замка — Франца Фердинанда д´Эсте и его многочисленным коллекциям.
[Фото сделано с разрешения управления замка]
Эх, Конопиште. Знакомые места. А в Пругонице за несколько дней до отъезда почти целый день гуляли, благо погода была отменная. Народо — почти никого.
P.S. А взамен Маши так Казимиру никого не нашли?
Скоро переселяюсь ближе к Прухонице, будет больше фотографий с этого парка. Вот только вход в парк там платный, в отличие от Конопиштского. Куплю абонемент на год 🙂
Гималайские медведи редки в неволе, поэтому пока не могут найти медведю пару. Я поинтересуюсь как-то, есть ли надежда подселить к нему медведицу.
Но ведь в Пругонице, как мне показалось, парк гораздо больше. Да и турист — там редкий вид в тех краях. Так что гулять там одно удовольствие. Особенно осенью. Эх. 🙂
Не думаю, просто в Конопиштском парке туристы ходят только вокруг замка, а сам парк гораздо больше, он тянется на 2 км. до самого Бенешова.
Казимир, к сожалению, умер в этом году. Правда, и лет ему было немало. В мае должен был появиться в Конопиште новый медвежонок.
Восхитительные фотографии!
Благодарю! Посмотрите еще летние фото из этого рассказа:
Критический осмотр парковой архитектуры замка Конопиште.
Этот Ваш рассказ я уже читала, но фото с удовольствием пересмотрю 🙂
Такие прозрачные фотографии — просто чудо. Павлины в осеннем лесу смотрятся несколько странно. 🙂 А медведь Казимир отлично выглядит: толстый, блестящий. Наверно, хорошо к зиме подготовился. 🙂
Спасибо!
Казимир не бедствует, но скучает сам.
Какая у вас еще осень красивая! А у нас уже все серо и мокро. Казимир просто прелесть и Львы тоже каменные
У нас тоже все серо и дождь.
Золотая осень окончилась…
отлично 🙂
Спасибо. Хоть посмотреть на картинках, что это такое — золотая осень.
Желтая листва и солнце! С погодой повезло 🙂
Фотографии отличные!
Спасибо!
Вот еще интересная зарисовка в желтых красках: Рапсовые поля Словакии
cool. really nice pics.
thanks!
такие снимки делают нас добрее)
Рад, что Вам что понравилось!
Даже не представляла, что так поэтично-художественно-эмоционально-красочно можно описать осень. СПАСИБО!
Море удовольствия.
Оля, спасибо!
великолепные фотографии!!!
тоже захотелось такую вот Осень! 🙂
Спасибо! Мне тоже приятно поделиться с Вами этой красотой.
Очень красиво! 🙂
И поэтично…
Становлюсь понемногу графоманом, надо что-то с этим делать 🙂
Воскресный пиар №12
User referenced to your post from Воскресный пиар №12 saying: […] 9. Золотая осень в парке замка Конопиште […]
Вау, какие снимки. Восхитительно. Какик краски нам дарит природа.
Спасибо. И за природу тоже 🙂
Снимки профессиональные и такие добрые и умиротворяющие. А как романтично описана осень. Хочу в Конопиште.
Ну так приезжайте опять!
Красота! Глаза смотрят — душа улыбается:)
Какая красота!
И для нашего среднерусского коричневого уныния сейчас, это буйство теплых красок — просто сказка!
У нас тоже сейчас серо и дождь. И тоже приятно вспомнить солнечную осень…